Родная школа. Это все где-то было...

Говорят, во многих школах 8 февраля соберутся выпускники. Где-то их будут толпы, десятки и сотни – улыбающихся и счастливых, с цветами и прическами. А где-то, к старушке-учительнице физики уже не придет никто, кроме ее личных воспоминаний. Она откроет старый альбом и с улыбкой вспомнит о тех, кто постоянно крутился и смеялся на задней парте, получал очередную двойку или награду на районной олимпиаде, о тех, кто стал большим начальником и олигархом, известным спортсменом или навсегда остался где-то в горах Афганистана…

Помните запах школы? Этот неуловимый аромат натертого паркета, школьной формы, хлорки, накуренного туалета и всегда страшного медкабинета, куда время от времени вызывали каждого. Там еще висели страшные плакаты о вреде наркомании, алкоголизма или опасности гепатита… А еще запах столовой, запах первого алкоголя, запах первой тошноты и, конечно же, раздевалки в спортзале.

Мы – пролетарские дети столичных окраин или отпрыски ставших вдруг не нужными стране инженеров и конструкторов всевозможных НИИ и КБ оборонных заводов довольствовались скудным тренажерным залом, заброшенной теплицей и спортзалом, где постоянно воняло батутами и засохшими носками. У нас была новая школа образца чернобыльского 86-го года, но в ней каждый год делали косметический ремонт, и поэтому первого сентября в школе всегда пахло краской или лаком.

Мы писали разноцветным мелом на зеленой расчерченной в клеточку доске. Мел издавал противный звук, от которого сводило зубы. Иногда нас удавалось заставить мыть эту доску. Так, чтобы не оставалось высохших белых разводов. Дежурили, конечно же, все, но кому-то постоянно удавалось косить.

Мне почему-то запомнился кабинет биологии. В нем было полно чудес и загадок. Первой из них был странный запах, который до сих пор ассоциируется с наукой биологией. Это запах полутораметрового чучела рыбы осетра, занесенной в Красную книгу, запах политых водой из крана всевозможных бегоний, папоротников и фикусов, запах вымытого пола, тряпки для доски, запах инфузорий-туфелек в микроскопе и догнивающих в батарее огрызков от яблок.

Еще помню муляжи фруктов. Каждое новое поколение школьников считало своим долгом оставить следы своих зубов на них. Еще были макеты частей человеческого тела. Запомнилось огромное ухо из папье-маше. Оно было жутким и смешным. Позже ушную раковину проковыряли и складывали внутрь этого «уха» что угодно: от огрызка и фантиков до записок красавице из параллельного класса, у которой здесь был следующий урок. В общем, сложно забыть кабинет, в котором молодая и шикарная, как нам тогда казалось, учительница Наталья Павловна, заставила меня дежурить три раза подряд. Два раза я избегал этой участи через окно… Она вскоре, помнится, ушла из школы. В декрет.

А еще на первом этаже была география. Мой любимый предмет. Несмотря на то, что я знал все столицы мира и у меня консультировался весь класс, стервозная учительница с невозмутимым выражением лица и одинаково кудряво-рыжей прической, ставила мне тройки, приговаривая: «Знаешь на 5, но не стараешься!». Теперь все рыжыие и кудрявые тетки кажутся мне немножко стервами.

Там же на первом этаже был класс, который делал из безусых, но уже басящих юнцов, настоящих мужиков – это называлось уроками трудового воспитания. Трудиться нас, кажется, как следует, так и не научили, но вот пинать, забивать, пасовать и косить – это да. Вот именно за это учитель с такой сочной фамилией Гопкало размахивал перед носом киянкой и обещал самых нерадивых из нас – распиздяев – завести с собой в подсобку «пошептать кияночкою по голові». По-моему, он так никого туда и не отвел. А звучало страшно, хоть Гопкало и был смешным. О таком явлении как «педофилия» мы тогда конечно даже не догадывались. А лет через пять, наверное, за подобную фразу уже будут шить срок.

Окончательно мужчинами становились в школьном вестибюле, где проходила строевая подготовка – военрук готовил нас к армии, и мы старались маршировать изо всех сил. Как будто бы действительно кто-то из нас собирался служить по своему желанию. Но было чертовски приятно, когда удавалось собрать магазин для калаша быстрее всех или когда на тебя, марширующего придурка, обратят внимание хихикающие девочки в коридоре.

А еще более окончательно мужчинами удалось стать немногим: уединиться после школьной дискотеки где-то в коридоре или в случайно незакрытом классе было практически нереально – при малейшем намеке на близость, в классе включался свет и переставал играть Брайан Адамс или Хеддевей, а на выходе дежурила если не сама завуч, то по крайней мере кто-то из самых строгих учителей. Но удавалось! Хотя бы поцеловаться, хотя бы не в засос! Теперь такое называется «петтинг» и даже «фингеринг» – какой ужас!

Еще наша школа когда-то гордилась тем, что на каждом этаже, в каждом коридоре стены были искусно расписаны. Тогда еще наша страна не знала граффити, но это было нечто! Это были неописуемые пейзажи и фрагменты из космической жизни где-то там на Нептуне, Меркурии или Стаурне.

Сюжет этих фантасмагоричных картинок всегда ассоциировался с музыкой группы «Спейс», под которую в первом классе ежедневно в 8-30 утра проводила классную зарядку какая-нибудь пионерка. Опоздать на зарядку – значило вылететь из класса, получив подзатыльник от «твоей первой учительницы» и «неуд» за поведение в дневнике. Художника, кстати, звали Тагир Мирзагидович. Он когда-то преподавал рисование. Фамилию я его, к сожалению, не помню, но вот рисунки на стенах не забыть никогда.

Физкультура всегда была сопряжена с геморроем ношения с собой кулька с формой, кедами и процедурой переодевания. В мужскую раздевалку можно было попасть как из общего коридора, так и из спортзала. Самые продвинутые пацаны знали, где намутить ключ, чтобы проникнуть в раздевалку первыми – сверхзадача, чтобы успеть переодеться и занять место под солнцем пока не будет общей толкучки, где слабый всегда получал пиздюлину от бугая из параллельного класса.

Но все же заветной мечтой каждого пацана было очутиться в женской раздевалке, где и воняло намного меньше, где было чище и скамейки поновее... но впрочем, не ради этого проникали туда самые настойчивые счастливчики, которые в скорости вылетали из женского рая, под истеричный крик и пинки под зад. Счастливчик радостно улыбался и гордился своей выходкой.

Вспомнилось, как я впервые увидел порно-журнал. Конечно же, это было откровение – увидеть огромное цветное фото абсолютно голой женщины или трансвестита с огромными сиськами и членом в костюме нью-йоркского полицейского. Дрожащими руками мы, невероятно рискуя, листали этот «Хастлер» за последней партой или в углу коридора на переменке.

А еще в нашей школе на первом этаже был гардероб, в виде такой себе клетки. А под самым потолком на стенах ее висели портреты учеников, чья прическа должна была быть примером для всех. Мы стояли в очереди, чтобы сдать и получить обратно свои куртки. Иногда по школе ползли жуткие слухи, что у кого-то украли дорогущую куртку и что виновные обязательно будут наказаны… Не знаю, находили ли, но вскоре явление общей раздевалки осталось в прошлом.

Был еще английский. И учитель по прозвищу «Оранж» или «Рыжий». Сергей Николаевич был интересным человеком и хорошим учителем. Хорошим еще и потому, что он не замечал наших маленьких хитростей: когда нужно было делать пересказ текста, ребята переписывали английский текст русскими буквами большого размера и держали эту тетрадку за спиной. Тот, кто выходил пересказывать с легкостью и диким акцентом повествовал о том, где живет пионерка Лена Стогова, в какой школе учится, в какой колхоз ездит летом и столица какого государства Лондон…

Все это было. Это были 90-е, которые сейчас принято называть трудными и жестокими. Но, озираясь назад, вспоминаешь не тысячи и миллионы, которые с трудом зарабатывали твои родители, не «бригадных» и «рабочих» пацанов с района в «пилотах» и пыжиковых шапках и слаксах. А вспоминаешь игру в фантики- вкладыши от жевачек – Turbo, Lazer, Cin-Cin или Oto-Moto. Вспоминаешь, как впервый раз попробовал гадость под названием «Юпи». Или как звучал звонок после 5 или 6-го урока, как ты бегом возвращался домой, включал телевизор и смотрел МТV или дурацкий мультик на английском языке про Биг Маззи, который любил часы и сливы. Воспоминаний не так много, но они яркие!

Теперь, я появляюсь в родной школе только в день выборов. Странное чувство – как будто бы все, что тут было, происходило неделю или месяц назад. Вроде бы ты и не становился взрослым, не заканчивал институт и не ходил на утренники к своей маленькой племяшке…
Вроде бы можно вдохнуть тот самый воздух, понюхать чернобривцы в школьном дворе 1-го сентября, поймать безобидное насекомое по имени «часик» или потрогать кору деревьев, которые сажали под лопату всем классом. Можно пройтись по парку, который с каждым годом становится похожим на парк, но уже конечно же многое не так, как было тогда – 10-15 лет назад. Но ведь и сейчас можно оглянуться на родную школу, вдохнуть свежий весенний воздух, и вспомнить – пусть немного, но только хорошее. Ведь она у меня одна – родная 261-я!